Идеи психоанализа в трудах сирийских мистиков

Афнимаран, Дадишо Катарский, Симеон Благодатный, Иоанн Дальятский, Иосиф Хаззайя, мар Шамли, Бехишо Камульский, Брихишо, Иосиф Буснайа и, разумеется, мар Исхак д-Инве (а в русской традиции – Исаак Сирин, епископ Ниневийский) – представители периода расцвета сирийского мистицизма, затронувшего эпоху VII – VIII веков. Эти люди жили на стыке разных культур: христианства, зороастризма, ислама, хотя сами были христианами и ставили во главу угла свой духовный опыт, предпочитая его традициям, правилам и церковному уставу. Запомнились они этим и тем, что писали о приближении к состояниям т. н. «шафйута», то есть ясности, просветлённости, а ещё точнее — переживании человеком своего естественного состояния без каких-либо помех.

Одно из утверждений, известных нам, говорит об изумлении, которые останавливают поток мыслительного мусора, мешающих ясно смотреть мыслей. Известный мистик, Иосиф Хаззайя, говорит о достижении подобных состояний, по сути, посредством либидо. «Libido» — латинский термин, означающий страстное желание чего-либо, его-то и использовал З. Фройд, стремившийся привести к научности свою новую концепцию. Разумеется, в те времена такого термина ещё не было, зато использовалось слово «рэгфа», что может быть переведено как «вожделение», «сексуальное влечение» или даже «похоть». Вообще, сирийские мистики связывали созерцание творения с вожделевательной частью души.

Но на этом история только начинается. У Иосифа Хаззайи мы находим образы «красоты пустоты» — например, пустоты как отсутствующей части человеческого образа, которую есть соблазн дорисовать. Полюбить пустоту – значит удержаться от такого соблазна и получить удовольствие от того, что этот образ «дорисовывается» совсем не так, как ожидалось. Концепция пустоты весьма распространена в психоанализе – например, в учении желания как нехватки у Лакана, «ненаполненной пустоты» Винникотта, принятия недостаточности объекта Кляйн и её же теории проективной идентификации, а также идеи контейнирования в различных современных версиях психоанализа.

Ещё более глубокая мысль заключается в том, что необходимо сделать шаг навстречу неизвестному, а последствия этого шага всегда будут в «надёжных руках». Сам Исаак Сирин стремился к таким условиям жизни, когда кроме Бога опереться не на что, ты не поддаёшься страху и шагаешь в неизвестность. Этот образ жизни сирийских мистиков, которые делали подобный шаг, уходили в никуда, без всякой опоры и надежды, созвучен идеи другой концепции,прыжка— действия, направленного на существенное изменение, усилие, бытию самим собой. Молчание можно оценить как прыжок за пределы имеющегося, туда, где нет подготовленных изречений. В практическом психоаналитическом ключе – прыжок есть то, что формирует психотерапевтическое пространство. Понятие «прыжок» в вышедшем из психоанализа дазайн-анализе связано с переходом из рутины повседневности в подлинность бытия. В этом смысле сам прыжок является одновременно тем единственным, от чего в таком «прыжке» можно оттолкнуться.

Удивительно, но сирийские мистики большое значение придавали псалмам, в которых есть много резких, откровенных фраз. В них выражена боль, обида, негодование горюющего человека, причём прямо, без приукрашиваний. Но и в психоанализе существует несколько фундаментальных оснований для поддержки прямого выражения негативных эмоций, таких, как принцип нейтральности аналитика, концепция переноса, теория сопротивления, терапевтический альянс и психоаналитическая этика. В терапевтической практике прямое выражение эмоций позволяет снизить внутреннее напряжение, проработать травматический опыт, повысить уровень самопонимания и улучшить эмоциональное самочувствие.

Сирийские мистики, в частности, Исаак Сирин в своём трактате «Примеры из Писаний относительно Промысла» оставляют пространство для извлечения смысла, ставя читателя перед необходимостью самому пережить мистический опыт и найти для себя ответ. В большинстве подходов психоанализа аналитик также не даёт прямых интерпретаций. Вместо этого он побуждает пациента самому делать интерпретации, предъявлять их себе и аналитику, принимать или отвергать их.

Но вот где концепция бессознательная проявляется в полной силе – так это в образе колодца, как образ раскапывания чего-то скрытого. Погружение внутрь самого себя, где тебя ждут весьма неприятные вещи, но на самом дне непременно окажется сокровище. Такие вот одинаковые мысли переживали сирийские мистики, унаследовавшие взгляды от Феодора Мопсуестийского, автора антиохийской богословской школы и жившего в IV — начале V века, и отец психоанализа Зигмунд Фройд.

Ещё одна созвучная идея – идея сеттинга. Как в психоанализе присутствует сеттинг, а вместе с ним и определённым образом регламентированные встречи, так и Иосиф Хаззайя говорит о регулярности действий и о том, что их нужно выполнять вовремя. Более того, в его сочинениях даже можно усмотреть мысль о посильной значимости, когда в психоанализе человек сам называет сумму, которую ему будет жалко отдавать в конце сеанса, но в то же время она будет для него посильной (иными словами, сумма должна отвечать двум критериям: сумма значима, тяжела для потери, позволяет ощущать особое внимание психоаналитика и, с другой стороны, сумма посильна, не ограничивает человека в базовых потребностях, не вызывает агрессии на аналитика и ощущения «обкрадывания»). Хаззайя пишет о том, что «Бог — это кредитор, ты выплачиваешь ему кредит, и он ждёт, что ты будешь делать это регулярно. Но кредитор это специфический — ему все равно, заплатишь ты ему копейку, обол или талант. Важно, чтобы ты платил хоть сколько-нибудь, главное, вовремя и регулярно».

Что касается регулярности, у сирийских мистиков также можно услышать эти слова: «Ты совершаешь регулярно повторяющееся действие, задаёшь ритм, приучаешь раздражительную силу своей души и приобретаешь навык, который делает тебя спокойным, с одной стороны, и упорным в достижении цели — с другой»¹.

Не оставляют сирийские мистики и духовное состояние человека, а в нашем случае – психоаналитика. В оригинале речь идёт о старчестве и наставничестве, но в контексте одинакового отношения к своим ученикам. То есть, если учитель относится к ученикам с разной степенью заинтересованности, то, стало быть, духовного опыта у него нет. Но ведь также и в психоанализе! Профессиональная этика психоанализа требует от аналитика соблюдения принципа нейтральности и равного отношения ко всем анализандам. Если аналитик замечает у себя разную степень заинтересованности, он может провести супервизию либо обратиться к личному анализу.

Рэхмфа (эрос) – ещё один сирийский термин, означающий отклик на открывшуюся тайну человека, любовь без достраивания (любовь именно к тому человеку, который открылся к тебе и открыл свой мир). Это чувство личное и направлено на личность. В самом начале уже упоминался термин «рэгфа», обозначающий сексуальное влечение. Но для сирийских мистиков большое значение имело преобразование «рэгфы» в изумление. Сексуальное влечение для них – не повод для подавления, а необходимая сила для восхождения по лестнице созерцания. Сплошная сублимация!

Известно, что в психоанализе успех рассматривается не как конечная точка, а как процесс постоянного развития и самопознания, где главное — достижение внутренней гармонии и баланса между различными аспектами личности. По сути, речь идёт о внутренней свободе, то есть о тех категориях успеха, которыми мыслили сирийские мистики. В те времена зачастую даже очень богатые люди уходили в монастыри, хотя имели все возможности построения карьеры, уходили от рутины внешнего мира. Об этом пишет Иосиф Хаззайя в «Послании о трёх ступенях монашеского жительства»².

По заветам мистиков, нужно полностью отдаться любимому делу, не думая о том, как достичь успеха и кого-то перегнать, а только о предмете своей любви – утверждение, близкое как к психоанализу, так и к коучингу. Такой совет можно услышать как в советах успешных людей, так и психологов, работающих с телесными и психологическими состояниями.