От либидо к онтологии, или о чистом желании

В любви сокрыт приказ
Любить людей,
И люди — те, кого любить должны мы.
В. Хлебников. Слово о Эль

Ещё в 1920 году основатель психоанализа З. Фройд в работе «По ту сторону принципа удовольствия» сослался на Эрос как на влечение к жизни, взяв его из греческой мифологии. Эрос – бог любви, сексуальности и плодородия, по мысли Фройда, энергия Эроса направлена на воссоздание прекрасного, созидание, продолжение жизни на земле, любовь. З. Фройд писал: «Либидо наших сексуальных влечений совпадает с Эросом поэтов и философов, который охватывает всё живущее»¹.

Также, «libido» — латинский термин, означающий страстное желание чего-либо. З. Фройд намеренно употребляет слово из латыни, поскольку ключевое понятие психоанализа должно быть научным, озвучено на древнем языке медицины. Либидо — это влечение ко всему, что описывается словом «любовь». Обычно либидо рассматривают как жизненную энергию, проявляющуюся через сексуальное влечение (и всем известные нам стадии развития — оральная, анальная, генитальная и так далее — рассмотрены в свете фиксации либидо), хотя далее К. -Г. Юнг в полемике с ним расширил понятие «либидо» до метафизического принципа психики, рассматривая либидо как универсальную психическую энергию, способную трансформироваться и находить выражение в различных формах творческой активности.

Для любого греческого философа эрос – это не просто влечение, а фундаментальная онтологическая сила, которая связывает человека с божественным началом. Эрос выступает как первичный импульс к бытию, как стремление к единению с абсолютом. Трансформативный потенциал такого рода философских, и психоаналитических концепций проявляется в способности направлять энергию в различные каналы. У Фройда и Юнга это может быть сублимация в творчество. Но что есть творчество? «Всё, что вызывает переход из небытия в бытие, — творчество», — писал Платон². Из творчества возникает искусство — то самое творчество, которое прошло проверку временем. Энергетическая природа является общим знаменателем обеих концепций. Либидо как эрос представляет собой неуничтожимую силу, которая движет человеческой сущностью. Но эрос не просто призывает человеческую личность к эротическому отношению, но и является причиной, началом самой этой личности.

Поэзия и философия имеют одну сущность, которая коренится в языке: предназначение истинной философии – воспевание истины бытия, так же, как и поэт – вестник, говорящий от имени бытия. Процитированная мысль Хайдеггера легла в основу работы Х. Яннараса «Хайдеггер и Ареопагит, или об отсутствии и непознаваемости Бога», которых он приводит в контексте апофатического богопознания:

«Таким образом, апофатическое богопознание, как оно определяется в ареопагитских сочинениях и в греческом церковном предании в целом, является «эротическим божественным именованием». Оно есть соотнесённость с Богом имён–символов и определений, вытекающих из личностно–эротического отношения с Ним… Сверхполнота эроса во взаимопроникновении Лиц божественной троицы «не позволила Ему (Богу) удержать в Себе неприумноженно все это, но побудила Его к преизобильному проявлению своей всепроизводительной деятельности». Таким образом, эрос не просто призывает человеческую личность к эротическому отношению, но и является причиной, началом самой этой личности»³.

Мысль З. Фройда можно раскрыть (не предполагая, разумеется, что он сознательно подразумевал в своих работах именно это) в призме теологических оснований, которые кратко характеризуются следующими определениями:

— Апофатическое богопознание как основа понимания непостижимости божественной сущности;
— Эрос Троичного общения как сверхполнота взаимопроникновения Лиц Святой Троицы;
— Эрос как первопричина человеческой личности;
— Божественные энергии (апоройа) как истечение божественной сущности, доступные для созерцания.

Последний пункт явно не является очевидным из процитированного выше, однако, с учётом понимания божественной красоты (κάλλος) в догматическом учении, например, свт. Василия Великого, красота — свойство Божественной природы, в одинаковой степени присущее Отцу, Сыну и Святому Духу, и отождествляется с Божественной энергией⁴. В том же месте Х. Яннарас пишет:

«Красота есть эмпирическая категория, обладающая «призывным» характером. Она представляет собой зов эротического желания, жажды личного отношения, общения и единения. Понятийные (метафизические и нравственные) оценочные суждения – «произвольные мнения о прекрасном и справедливом» – не достигают «подлинно сущего», к которому «вожделеют» верующие, – тех жизненных реальностей, которые зовут нас к единению и слиянию с ними»⁵.

Эрос фигурирует и в знаменитой работе Фройда «Я и Оно» (1923), статье «Сопротивление против психоанализа» (1925), письме Альберту Эйнштейну (1932) и других. Некоторые его аналитические построения близки апофатическому подходу — такие, как невозможность полного рационального постижения высших сущностей, что наиболее ярко видно в идее его работ «Тотем и табу» (1913) и «Будущее одной иллюзии» (1927). Концепция бессознательного в психоанализе Зигмунда Фройда использует апофатическое рассуждение: истинное содержание бессознательного недоступно познанию; процессы бессознательного «находятся вне времени» и не распределены во временной последовательности, хотя он и пытается применить позитивистский подход, используя имманентный метод исследования.

Интересно, что онтологическая основа концепций объединяет их и в понимании того, что эта энергия является не просто движущей силой, но и конституирующим началом человеческой личности. Например, у процитированного Х. Яннараса эрос формирует саму сущность личности через стремление к единению, а в психоанализе либидо выступает фундаментом психического развития. Практическая значимость такого синтеза заключается в понимании того, что все человеческие стремления и влечения имеют не только психологическую, но и глубинную онтологическую природу. Это позволяет рассматривать личностное развитие как путь от первичных влечений к высшему единению с бытием.

Антропологическую интерпретацию Гегеля А. Кожевым тоже условно можно было бы увидеть в свете не только «желания признания» и «желания желания», но и желания любви. Но и это желание любви может быть распознано как желание бытия Другого или, как говорит А. Ахутин, определение любви можно было бы выразить словами: «Я хочу, чтобы ты был».

«Я хочу, чтобы ты был» – и есть основная «методика» аналитика, к которому и приходит человек за желанием признания, бытия. Именно опыт любви в значительной степени формируется и трансформируется затем во взаимоотношения человека со значимыми людьми. К сожалению, такая «методика» сразу же разбивается о непреодолимую преграду. Нельзя усилием воли начать желать кого-либо. Можно, например, за деньги, уделять человеку на сессии больше внимания, больше времени, но нельзя начать его желать. Желание – это тоже онтология: желать можно тогда, когда уже желаешь. Отсюда и практически неразрешимый вопрос: получается, аналитику платят деньги по сути за то, чтобы желал, любил. Но когда платишь деньги, уже любят за что-то: получается не любовь, а замкнутый круг. Аналитик же принимает деньги и любит, потому что и до этого он уже желает, любит. Плата для него является не условием получения услуги, а приятной прибавкой к существованию. Поэтому психоанализу нельзя научиться именно в этом смысле как набору знаний и техник.

Однако, слово «любовь» и даже «желание» уже испорчено повседневным языком. Разумеется, речь идёт не о той любви, в которую вкладывают облегчённое смысловое содержание: любовь ограничивают узкими рамками социальной добродетели, отождествляя ее с альтруизмом, благотворительностью, естественной привязанностью – то есть с поведенческими качествами, направленными на сохранение и обслуживание эгоцентрической самодостаточности субъекта. Всё эротическое давно мыслится нами как подвластное бунтующей и самовластной потребности естества, как жажда эгоцентрического наслаждения. Такая любовь в аналитических отношениях отвращает и пугает: она предполагает привычные рамки манипулирования, присвоения, зависимости, но никак не исцеления. Поэтому здесь уместно было бы ввести концепт «чистого желания» не только как методической основы, но и как аскезы⁶. Такое желание условно можно выразить как интерес; интерес, который позволяет бессознательному раскрыться. Это желание, которое вербально не проявляется, не требует ничего взамен, является безопасным и тем не менее остаётся желанием. Желание как эротическое самоотречение, отказ от отчуждения и разделения, телесности; в религиозной терминологии как эрос до грехопадения. Однако, с другой стороны, также «желание» желание является и «чистым феноменом». А. Г. Черняков писал: «Поле «чистых феноменов» есть, с одной стороны, сложный предмет рефлексии, а с другой,— совокупность способов данности некоторого трансцендентного предмета, заключенного в феноменологические скобки»⁷. Поэтому самое важное значение для успешного проведения анализа имеет личность самого аналитика и его человеческие качества: любовь, совесть, вера, доброта, и завершённые абстракции: естественный свет, Бог, вера, душа, бессмертие, ничто, как содержащие сами по себе истину реальности и любви.